Хроники разрушенного берега. Корабль неудачников.
оригинал - http://kiowa-mike.livejournal.com/545715.html#cutid1, kiowa_mike
Путь от бухты Шхиперова до Броховских ворот – пролива, ведущего в акваторию Ямской губы, стал, наверное, самым красивым маршрутом, какой Вадим видал за свою жизнь. Вдоль невысокого, обрывистого берега выстроились шеренгой гигантские скалы – как окаменевшие чудовища скандинавских легенд. Их ноги ополаскивала пена прибоя, а над головами оранжевым светом загорающегося в печи огня поднималось практически не заходившее за горизонт солнце. Теневая сторона горизонта и само море были густо-серыми, словно опрокинутый на попа асфальт. Над скалами поднимались и крутилась в воздухе бесчисленные чайки.
Берег постепенно заворачивал к северу, понижался, скалы вместе с берегом сходили на нет. Впереди открывалось свободное морское пространство, перечёркнутое длинной, уходящей за горизонт поперечной линией – Броховской косой. Где-то во мгле угадывались береговые сопки, а под ними мерцали огоньки знаменитого вольного посёлка Ямск.
На краю косы примостилось огромное, изуродованное штормами и льдом железное насекомое – остатки севшего здесь некогда на мель катера или буксира. Оторванные куски обшивки раскачивались на ветру, как казалось с борта - совершенно бесшумно, а на самом деле – со страшным грохотом. Черный остов мёртвого корабля с движущимися на нём частями на сером холсте моря производил совершенно нереальное впечатление – словно шагающий по улице шагающий скелет человека.
- Это что же, шаркет Трыща? – проговорил Соловей, привычно разглядывая катер, косу и берег в бинокль. – Эк его раздербанило с прошлого-то года…
- Да уж. Но сам понимаешь – лёд, течение, ветер. Добрые люди, в конце концов… Сам понимаешь – тридцать километров санного пути до деревни. Всё, что можно было от этого корабля отвинтить и привинтить к чему-нибудь другому, а также просто продать, приспособить как грузило, на крайняк – бросить в сарай за огородом – уже давно откручено или сбито. Я помню, на траверзе посёлка Иня – это на полпути к Охотску – сел на мель здоровенный буксир. Капитан с командой всего на две недели в Охотск отлучились, за другим буксиром. А за своим неосмотрительно поручили местным проследить. Так через пятнадцать дней там только скелет шпангоутов красовался.
- Ну, это он большой оригинал, - вздохнул Соловей. – Местные, даже если скажешь, что поручил им гальку на косе охранять, и эта галька у тебя в собственности, растащат её по камешку по секретным подворьям. А что сам Трыщ, не стал своим кораблём заниматься?
- А у него денег на это не было. Впрочем, у него их не было никогда. Более никчёмного капитана на нашем береге я даже и не вспомню. Он даже и капитаном-то называться не мог – вот как эти, с «башмака» - вместо диплома дембельский альбом предъявил… Типа морская душа у меня горит…
- А деньги у него откуда были – катер купить? Это ж не ешака, в конце концов…
- Деньги он у американки занял. Тогда, в начале девяностых много их тут болталось, языками цокало на таинственность русской души. А – инфляция, ещё ж никто и не знал, что чего по-настоящему стоит… Занял Трыщ у такой американки две тысячи долларов и купил это корыто. Пообещал ей всю прибыль пополам…
- Да помню я этот катер восемь лет назад. Не такое уж это и корыто было…
- Восемь лет назад – да. А теперь… Сам видишь…
Соловей и Василич замолкли, глядя на то, как беспомощно качаются на заклёпках листы обшивки.
- Надо сказать, что таких приключений, как у Трыща, на нашем берегу ни у кого не было, - продолжил Соловей. – Нет-нет, мы о себе тоже не забываем... Но просто не было ни одной, как мне кажется, глупости, которую мог бы сделать мореман у нас на побережье, и Трыщ бы её не сделал. За самое короткое время, заметим. Катер на бок во время отлива валил – легко. Запад путал с востоком и уходил таким курсом километров на сотню – раза два как минимум. Народу у него за борт падал, тонул… Был случай, когда он пьяный, на катере заснул, привязать его забыл. Прилив подошёл и уволок катер в море. А механик на берегу остался. Хочу сказать, что Трыщ, несмотря на своё капитанство, не знал, где у дизеля верх, а где низ, не говоря уж о стартёре. И понесло его по морям, по волнам в Тауйскую губу. Несёт его мимо острова Талан, а на Талане – Трыщ знает – стоит биостанция. А на биостанции есть «Зодиак» с мотором, и этого «Зодиака» с мотором может хватить на то, чтобы его карапь хоть к какому-нибудь из берегов подтащить. Взял Трыщ тогда ружьё и давай прыгать по палубе как обезьяна и палить в воздух. Сигнал подавать, значит. А народ на биостанции смотрит в бинокли и дивится – надо же, у Трыща какая пьянка идёт, пальба без передыху!
- И что? – задал дежурный вопрос Вадим.
- Да повезло ему. Кому-то на биостанции захотелось принять участие в этом празднике жизни, завёл он лодку, и обнаружил на борту одного Трыща в гордом одиночестве, уже отчаявшегося добраться до берега. Уволокли его тогда куда-то.
- А здесь он в прошлом году ведь два месяца на мели просидел?
- Два с половиной, - поправил Василич. – Пошёл он в Ямск за икрой в середине лета. А чтоп не делать пустой прогон в сторону «туда» взял с собой группу из заповедника.
- А что же он водки не взял, раз её такой дефицит в Ямске, - снова спросил непонятливый Вадим.
- Водки? – Соловей и Василич дружно рассмеялись. Мысль о том, что кто-то мог доверить Трыщу везти хоть сто метров полный трюм водки показалась им чрезвычайно забавной. – Нет. Водки он не взял, зато взял научников. Высадил их на Ямских островах, пообещал зайти на обратном пути, забрать. А обратного пути у него получилось ровно до этой мели. Которая не Ямские острова, сам понимаешь… Директор заповедника был мужик ответственный, ждёт он, пождёт своих сотрудников – а их нету и нету… Неделю нету, две нету, месяц – нету… Решил он вертолёт заказать, угробил на это две трети годового бюджета, сам полетел. Долетел до Ямска, спрашивает – видели шаркет Трыща? Ему говорят: видели, месяц назад ушёл за горизонт. Вертолёт снова в воздух, летит над берегом, видят – стоит это чудо на косе. Директор – так вот же катер! А летуны ему - да ну нафиг, мы сюда всё лето летаем, он с весны тут стоит… Ну, стоит и стоит, говорит директор, полетели дальше…
- - И что дальше?
- Да что дальше? Взял он своих людей с островов, вернулись в город.
- А этот… Капитан ваш?
- Он не наш. Он свой собственный. И не капитан впридачу, - обиделся Василич за сословие. - Как-то всё образовалось само собой. То ли они гонца как-то по морю аки посуху в Ямск послали, чтобы оттуда на плашке команду сняли. То ли ещё как-то. В общем, с того времени корабль этот стоит вечным памятником, а сам Трыщ в пожарке трудится.
- Вечным памятником, - хмыкнул Соловей, - до следующей зимы.
оригинал - http://kiowa-mike.livejournal.com/545715.html#cutid1, kiowa_mike
Путь от бухты Шхиперова до Броховских ворот – пролива, ведущего в акваторию Ямской губы, стал, наверное, самым красивым маршрутом, какой Вадим видал за свою жизнь. Вдоль невысокого, обрывистого берега выстроились шеренгой гигантские скалы – как окаменевшие чудовища скандинавских легенд. Их ноги ополаскивала пена прибоя, а над головами оранжевым светом загорающегося в печи огня поднималось практически не заходившее за горизонт солнце. Теневая сторона горизонта и само море были густо-серыми, словно опрокинутый на попа асфальт. Над скалами поднимались и крутилась в воздухе бесчисленные чайки.
Берег постепенно заворачивал к северу, понижался, скалы вместе с берегом сходили на нет. Впереди открывалось свободное морское пространство, перечёркнутое длинной, уходящей за горизонт поперечной линией – Броховской косой. Где-то во мгле угадывались береговые сопки, а под ними мерцали огоньки знаменитого вольного посёлка Ямск.
На краю косы примостилось огромное, изуродованное штормами и льдом железное насекомое – остатки севшего здесь некогда на мель катера или буксира. Оторванные куски обшивки раскачивались на ветру, как казалось с борта - совершенно бесшумно, а на самом деле – со страшным грохотом. Черный остов мёртвого корабля с движущимися на нём частями на сером холсте моря производил совершенно нереальное впечатление – словно шагающий по улице шагающий скелет человека.
- Это что же, шаркет Трыща? – проговорил Соловей, привычно разглядывая катер, косу и берег в бинокль. – Эк его раздербанило с прошлого-то года…
- Да уж. Но сам понимаешь – лёд, течение, ветер. Добрые люди, в конце концов… Сам понимаешь – тридцать километров санного пути до деревни. Всё, что можно было от этого корабля отвинтить и привинтить к чему-нибудь другому, а также просто продать, приспособить как грузило, на крайняк – бросить в сарай за огородом – уже давно откручено или сбито. Я помню, на траверзе посёлка Иня – это на полпути к Охотску – сел на мель здоровенный буксир. Капитан с командой всего на две недели в Охотск отлучились, за другим буксиром. А за своим неосмотрительно поручили местным проследить. Так через пятнадцать дней там только скелет шпангоутов красовался.
- Ну, это он большой оригинал, - вздохнул Соловей. – Местные, даже если скажешь, что поручил им гальку на косе охранять, и эта галька у тебя в собственности, растащат её по камешку по секретным подворьям. А что сам Трыщ, не стал своим кораблём заниматься?
- А у него денег на это не было. Впрочем, у него их не было никогда. Более никчёмного капитана на нашем береге я даже и не вспомню. Он даже и капитаном-то называться не мог – вот как эти, с «башмака» - вместо диплома дембельский альбом предъявил… Типа морская душа у меня горит…
- А деньги у него откуда были – катер купить? Это ж не ешака, в конце концов…
- Деньги он у американки занял. Тогда, в начале девяностых много их тут болталось, языками цокало на таинственность русской души. А – инфляция, ещё ж никто и не знал, что чего по-настоящему стоит… Занял Трыщ у такой американки две тысячи долларов и купил это корыто. Пообещал ей всю прибыль пополам…
- Да помню я этот катер восемь лет назад. Не такое уж это и корыто было…
- Восемь лет назад – да. А теперь… Сам видишь…
Соловей и Василич замолкли, глядя на то, как беспомощно качаются на заклёпках листы обшивки.
- Надо сказать, что таких приключений, как у Трыща, на нашем берегу ни у кого не было, - продолжил Соловей. – Нет-нет, мы о себе тоже не забываем... Но просто не было ни одной, как мне кажется, глупости, которую мог бы сделать мореман у нас на побережье, и Трыщ бы её не сделал. За самое короткое время, заметим. Катер на бок во время отлива валил – легко. Запад путал с востоком и уходил таким курсом километров на сотню – раза два как минимум. Народу у него за борт падал, тонул… Был случай, когда он пьяный, на катере заснул, привязать его забыл. Прилив подошёл и уволок катер в море. А механик на берегу остался. Хочу сказать, что Трыщ, несмотря на своё капитанство, не знал, где у дизеля верх, а где низ, не говоря уж о стартёре. И понесло его по морям, по волнам в Тауйскую губу. Несёт его мимо острова Талан, а на Талане – Трыщ знает – стоит биостанция. А на биостанции есть «Зодиак» с мотором, и этого «Зодиака» с мотором может хватить на то, чтобы его карапь хоть к какому-нибудь из берегов подтащить. Взял Трыщ тогда ружьё и давай прыгать по палубе как обезьяна и палить в воздух. Сигнал подавать, значит. А народ на биостанции смотрит в бинокли и дивится – надо же, у Трыща какая пьянка идёт, пальба без передыху!
- И что? – задал дежурный вопрос Вадим.
- Да повезло ему. Кому-то на биостанции захотелось принять участие в этом празднике жизни, завёл он лодку, и обнаружил на борту одного Трыща в гордом одиночестве, уже отчаявшегося добраться до берега. Уволокли его тогда куда-то.
- А здесь он в прошлом году ведь два месяца на мели просидел?
- Два с половиной, - поправил Василич. – Пошёл он в Ямск за икрой в середине лета. А чтоп не делать пустой прогон в сторону «туда» взял с собой группу из заповедника.
- А что же он водки не взял, раз её такой дефицит в Ямске, - снова спросил непонятливый Вадим.
- Водки? – Соловей и Василич дружно рассмеялись. Мысль о том, что кто-то мог доверить Трыщу везти хоть сто метров полный трюм водки показалась им чрезвычайно забавной. – Нет. Водки он не взял, зато взял научников. Высадил их на Ямских островах, пообещал зайти на обратном пути, забрать. А обратного пути у него получилось ровно до этой мели. Которая не Ямские острова, сам понимаешь… Директор заповедника был мужик ответственный, ждёт он, пождёт своих сотрудников – а их нету и нету… Неделю нету, две нету, месяц – нету… Решил он вертолёт заказать, угробил на это две трети годового бюджета, сам полетел. Долетел до Ямска, спрашивает – видели шаркет Трыща? Ему говорят: видели, месяц назад ушёл за горизонт. Вертолёт снова в воздух, летит над берегом, видят – стоит это чудо на косе. Директор – так вот же катер! А летуны ему - да ну нафиг, мы сюда всё лето летаем, он с весны тут стоит… Ну, стоит и стоит, говорит директор, полетели дальше…
- - И что дальше?
- Да что дальше? Взял он своих людей с островов, вернулись в город.
- А этот… Капитан ваш?
- Он не наш. Он свой собственный. И не капитан впридачу, - обиделся Василич за сословие. - Как-то всё образовалось само собой. То ли они гонца как-то по морю аки посуху в Ямск послали, чтобы оттуда на плашке команду сняли. То ли ещё как-то. В общем, с того времени корабль этот стоит вечным памятником, а сам Трыщ в пожарке трудится.
- Вечным памятником, - хмыкнул Соловей, - до следующей зимы.